Все общество было охвачено подсознательным стремлением к поиску общности и побуждающего к действию руководства. Как Том Хейден заме­тил в марте 1962 года, «три четверти студентов считают, что стране необходим сильный, которому они могут всецело доверять». Предста­вители зарождающегося молодежного движения надеялись, что Кеннеди впол­не может оказаться таким лидером. Корпус мира, а позже и волонтерская ор­ганизация «Добровольцы на службе Америке»пополняли свои ряды молодыми активистами.

Калифорнийский университет в Беркли, где произошло первое студенческое восстание 1960-х годов, стал «самым значительным поставщи­ком добровольцев в Корпус мира в начале 1960-х годов». Когда «Союз студен­тов за мир» устроил демонстрацию перед Белым домом в феврале 1962 года, Кеннеди приказал своим поварам напоить пикетчиков кофе, в то время как представители организации с гордостью распространяли копии статьи из New York Times, в которой сообщалось, что президент «слушает» их А потом были поиски общности. Представители молодежи 1960-х годов, ро­дившиеся в семьях американских коммунистов, унаследовали от своих родите­лей присущее им страстное желание создать новое сообщество, объединенное общими политическими устремлениями.

По мнению Тодда Гитлина, бывшего президента СДО, «существовало страстное желание “объединить разрознен­ные части личной истории”, как это было выражено в Порт-Гуронской декла­рации, преодолеть множественность и спутанность ролей, которые становятся нормой в рационализированном обществе: противоречия между работой и се­мьей, между общественным и личным, между стратегическим, расчетливым разумом и спонтанными, выразительными эмоциями». Гитлир продолжает: «По крайней мере для некоторых из нас это стремление сводилось к более при­митивному образу слияния с символической, всеобъемлющей матерью: движе­нием, любимой общиной, в которых мы могли бы найти, по выражению психо­лога Кеннета Кенистона из Йельского университета, “знакомые нам с детства тепло, единение, причастность, зависимость и близость”».