Такая искаженная логика отражает самую. Прогрессивизм, либерализм (называйте это как хотите) превратился в идеоло­гию власти. Пока она в руках либералов, принципы не имеют значения. В этом заявлении также подчеркивается подлинно фашистское наследие Первой миро­вой войны и «Нового курса»: мысль о том, что действия правительства во имя «благих целей» под руководством «наших людей» оправданны всегда и везде. Несогласие нужных людей считается высшей формой патриотизма. Несогла­сие всех остальных - тревожным признаком зарождающегося фашизма.

Не­приятие догматизма, которое прогрессивисты и фашисты в равной степени унаследовали от прагматизма, делало мотивы действующего лица единствен­ным критерием для оценки законности действий. «Я хочу заверить вас, - гово­рил помощник Франклина Делано Рузвельта Гарри Хопкинс, обращаясь к ак­тивистам «Нового курса» из Нью-Йорка, - что мы не боимся пробовать любые варианты в рамках закона и у нас есть юрист, который объявит законным все, что вы захотите сделать»В том смысле, который современные либералы вкладывают в понятие «фа­шизм», именно такой подход можно назвать фашистским. Но этого критерия явно недостаточно, для того чтобы в полной мере понять, что делало «Новый курс» фашистским.

Мы превращаем фашизм и нацизм в карикатуры, когда про­сто заявляем, что они несут зло. Притягательность нацизма заключалась в его призывах к единению, в стремлении восстановить с помощью всемогущего государства чувство причастности у тех, кто ощущал себя потерянным в со­временном обществе. Модернизация, индустриализация и секуляризация по­сеяли сомнение и отчуждение в массах. Нацисты обещали дать людям ощуще­ние принадлежности к чему-то большему, чем они сами. Каждый нацистский праздник и парад создавал атмосферу в духе «один за всех, и все за одного».