Фашисты всячески стремятся убрать органические, юридиче­ские или культурные границы между семьей и государством, общественным и личным, бизнесом и «общественным благом». В отличие от коммунистиче­ского якобинства (или якобинского коммунизма, если хотите), экспроприиро­вавшего собственность и ликвидировавшего традиционные институты для того, чтобы переделать общество с нуля, фашизм прагматично стремился со­хранить все хорошие и естественные составляющие общества и в то же время подчинить его общему благу. Предприятия или учреждения, которые стояли на пути прогресса, для надежности следовало национализировать. Но если дело­вые круги сотрудничали с режимом, если они «вносили свой вклад», вполне можно было оставить в их руках принадлежавшие им небольшие заводы, бан­ки и магазины. Показательно, что корпоративизм во многом является наследником ка­толицизма. В папской энциклике 1891 года Rerum Novarum корпоративизм или синдикализм предлагался в качестве ответа на дезорганизацию, связан­ную с промышленной революцией.

В 1931 году обновленная энциклика Anno Quadragesimo подтвердила принципы, сформулированные в Rerum Novarum. Эти два документа заложили основу прогрессивной католической социальной мысли. Заинтересованность церкви в корпоративизме проистекала из убежден­ности в том, что это был лучший способ вновь запустить средневековые соци­альные механизмы, которые делали человеческую жизнь более осмысленной. Одним словом, корпоративизм был в значительной степени духовным про­ектом. И холодные безличные силы истории Маркса, и лишенная любви дог­ма невидимой руки Адама Смита отвергались в пользу «третьего пути», давая возможность «забытому человеку» почувствовать, что для него есть место в общественном устройстве.Оно передает дух этой идеи: сила в единстве. Корпора­ции или синдикаты, представляющие различные секторы экономики, должны были, подобно прутьям, связанным воедино, объединиться на благо «интересов общества».

Фашисты соглашались с марксистами, что классовый конфликт являлся важнейшей проблемой экономической жизни. Различие (часто только на теоретическом уровне) было исключительно в путях разрешения данного конфликта. Ратуя за то, чтобы граждане считали себя немцами и итальянцами, а не рабочими или руководителями, приверженцы корпоративизма надеялись претворить в жизнь мысль Гитлера, «что не существует такого явления, как классы». Гитлер на самом деле верил в классы, принимая в плане культуры и политики сторону рабочих, а не капиталистов. Но он, как и большинство фашистов, считал, что классовые различия можно использовать во имя обще­го блага за счет националистического порыва. Следуя «третьему пути», об­щество должно было получить все преимущества капитализма без единого из свойственных ему недостатков. Предполагалось, что рынок не исчезнет, но будет ограничиваться «здоровыми» и «продуктивными» рамками.

По словам итальянского фашистского генерального прокурора, сенатора Сильвио Лонги, «государство признает и гарантирует права личной собственности до тех пор, пока они осуществляются таким образом, который не противоречит преобла­дающим общественным интересам» «Я верю, - заявил Франклин Делано Рузвельт в 1932 году, - что человек должен иметь полную свободу действий, чтобы реализовать себя как можно полнее; но я не считаю, что во имя этого священного слова представителям нескольких влиятельных кругов должно быть позволено делать пушечное мясо для нужд промышленности из жизней половины населения Соединенных Штатов». Такая риторика в духе «третьего пути» также в изобилии присутство­вала в нацистской пропаганде. В типичной редакционной статье, написанной 27 мая 1929 года, Геббельс объяснял, что партия «не против капитала, а против злоупотреблений финансами... Для нас собственность также свята. Но это не означает, что мы поем в один голос с теми, кто превратил понятие собствен­ности в уродливое страшилище... Нация свободных и ответственных владель­цев - такова цель немецкого социализма».